Из машины с поднятыми руками вылезали Макаров и Рожков. Они тоже поняли, что к чему, и не хотели нарываться на дурную пулю. Но лицо лейтенанта дрогнуло, и Савушкин понял, что он кого-то узнал.

Это меняло дело. Одно дело, когда на сто процентов не ясно, кто перед тобой – угонщики или менты. Ошибки случаются с каждым, и можно думать так, как тебе выгодно в данный момент. Но когда знаешь наверняка... Тут уж надо быть отъявленным негодяем, чтобы прессовать своих, к тому же очень смелым негодяем, ибо ясно, чем это все может кончиться. Лейтенант не был негодяем или не был очень смелым. Он опустил пистолет.

– Товарищ майор...

Пистолет сержанта тоже дрогнул и опустился. Ошибка становилась явной.

«Молодец, Рожков, по всему городу бегает, везде нос сует, каждая собака его знает», – подумал Савушкин, и нетерпение вновь забурлило в его крови.

– Я же сказал – уголовный розыск! – рявкнул он, извлекая удостоверение. – Вы срываете операцию!

– Но машина в угоне, – для порядка проговорил лейтенант, пряча оружие.

– Тогда пиши рапорт, что подполковник Савушкин разъезжает на угнанной машине, – бросил подполковник, прыгая на свое место.

– Вот мудаки! – Макаров включил скорость и мягко тронулся с места. – Вполне могли засандалить!

– Запросто, – согласился Рожков и задал вопрос, который мучил Савушкина с самого начала. – А если они нас издали распознают?

Вопрос был риторическим, и на него никто не собирался отвечать. Все равно что спросить: «А если они стрелять начнут?» Это УР, уголовный розыск. На то работа, на то и риск. Но Рожков и сам не ожидал ответа.

А вот Тимохин, задав аналогичный вопрос, весь превратился в слух.

– Вы их видели?

Огромный «Форд-Фронтера» начальника СБ приближался к огромной, на квартал, стройке. Театр возводили больше двадцати лет, но готов был только каркас, напоминающий скелет гигантского доисторического чудовища.

Съежившийся рядом Юмашев сделал отрицательный жест.

– К, прислал человека, он передал мне рацию и тут же уехал. А те, когда прибыли, вышли на связь.

Тимохин отметил, что начальник, как обычно, не назвал фамилии Куракина. И одобрил такую сдержанность, как и любое проявление конспирации. Но что-то его беспокоило.

– Как говорил с вами этот парень?

– В смысле? – Банкир потер виски. От переполняющей его тревоги разболелась голова.

– Как он говорил? Интонации, особые термины, повторы?

Юмашев пожал плечами.

– Да ничего особенного...

– Он повторял слово «прием» после каждой фразы?

Справа раскинулась обнесенная хлипким забором стройка, впереди слева маячила свечка «Интуриста». Через пару сот метров надо сворачивать на Индустриальную.

– Нет... По-моему, нет.

– По-вашему, или точно? – Когда в Тимохине просыпался борец с предателями, он не боялся показаться невежливым или чересчур настырным. Даже начальнику.

– Нет. Точно нет. Заканчивал фразу как обычно.

Тимохин свернул. Но не вправо, на Индустриальную, а влево – на стоянку перед гостиницей.

– Почему...

– Кое-что проверим! – дерзко перебил Юмашева начальник СБ. Он тоже был охвачен азартом. Азартом противоборства. Впереди запахло ловушкой, и следовало проверить этот запах.

Манера вести радиопереговоры не изменяется от разговора к разговору.

Может, конечно, у рации находился другой человек... Но он тоже должен знать, что радиообмен включает концевое слово «прием». К тому же рация всегда у старшего. И вряд ли тот поручит ведение важного разговора с кем-то другим...

Швейцар не рискнул спрашивать гостевые карточки у столь солидных мужчин, и они беспрепятственно поднялись на восьмой этаж.

– Служба безопасности! – Тимохин поднес к лицу коридорной удостоверение, которое по полиграфическому исполнению могло дать сто очков вперед удостоверению сотрудника центрального аппарата КГБ СССР, которое имелось у него когда-то. Фотография здесь была наклеена вроде бы прежняя: строгий человек в подполковничьей форме, только она была цветной, и старый китель с трудом сходился на располневшем теле. Впрочем, этот маленький недостаток на снимке не выделялся.

– Нам нужно зайти в любой пустой номер, выходящий на южную сторону.

В системе «Интуриста» работает классно вышколенный персонал. Может быть, он и допускает какие-то нарушения при работе с гостями, но на магические три буквы – «КГБ», «ФСК» или нынешние «ФСБ» реагирует с максимальной серьезностью и ответственностью. Правда, между Федеральной службой безопасности и службой безопасности «Тихпромбанка» существует огромная разница, но простые люди ее не видят, так как больше обеспокоены заботой о собственной безопасности. К тому же внешность, манеры и умение четко ставить задачи остались у Тимохина неизменными со времен обеспечения той, большой, государственной безопасности.

Через минуту они оказались в обычном одноместном номере. Ничего особенного: простоватые обои на стенах, неновая мебель из светлого дерева, раздолбанный телефонный аппарат. Но им нужно было окно, а окно тут имелось замечательное: почти во всю стену. Раскинувшаяся внизу стройка была видна как на ладони. Предусмотрительный Тимохин извлек из внутреннего кармана четырехкратную подзорную трубу, раздвинул ее и приник к окуляру.

– Вот так! – удовлетворенно сказал он сам себе.

– Что там?

– Сейчас, сейчас...

Он не торопясь осмотрел огороженную территорию и передал трубу Юмашеву.

– Слева у театра. И сзади. Видите? Я думаю, что это еще не все...

Юмашев и сам рассмотрел вооруженных людей, прячущихся за железобетонными плитами. Ноги ослабли, и он опустился на застеленную чистым бельем кровать. Жалобно скрипнули пружины.

– Значит, я разговаривал с милиционером...

Начальник СБ никак не прокомментировал столь очевидный факт.

– Выходит, они задержаны? Или убиты?

– Могли еще потерять рацию. Но это маловероятно. Крайне маловероятно.

– Не представляю, кто их мог остановить! Просто не представляю...

Тимохин молчал. Что тут представлять. Всякое бывает. Факт налицо, подробности выяснятся чуть позже. Надо избавиться от основной улики.

– Куда деть рацию? – спросил Юмашев. Их мысли работали в одном направлении. Что значит свои...

– В воду. И все концы туда же.

Уже в машине Юмашев сдавленно произнес:

– Если бы мы к ним пришли – все!

Это точно. Ни положение, ни связи в такой ситуации не сыграют роли. С одной стороны – куча трупов, с другой – прямые улики. Конечно, если трупы действительно имеются в наличии...

– Значит, он жив? – будто читая мысли, спросил Юмашев.

– Не факт, – подумав, сказал Тимохин. – Если они успели туда войти...

Скорее сбой произошел при отходе. Во всяком случае, так бывает чаще всего. А чего мы гадаем? Сейчас посмотрим!

Он направил «Форд» к «Маленькому Парижу». Вокруг стояло не меньше полутора десятков машин. Желто-синие «Москвичи», «Жигули» и «УАЗы», ухоженные «Волги», «Рено» и «Мерседесы» без опознавательных знаков, но с антеннами раций на левом заднем крыле и радиотелефонов – посередине крыши. Здесь же две машины «скорой помощи» и два печальных серых фургона для перевозки трупов.

– Нет, насчет кучи покойников они не наврали, – проговорил начальник СБ.

– Вижу, – односложно ответил Юмашев. Он вспомнил старое поверье, будто при приближении убийцы к трупу из раны появляется кровь. Тогда в ресторанчике должны забить фонтаны... Картина предстала настолько отчетливой, что его замутило. Останавливаться у места преступления было нельзя, банкир глубоко вздохнул, пытаясь сдержаться, но ничего не вышло, и на выдохе его вырвало. Он успел нагнуть голову и запачкал только себя: полы пальто и отменно начищенные ботинки.

– Отвези меня домой, – попросил он, и тон получился довольно жалобным.

– Вначале надо избавиться от улики, Владимир Николаевич, – мягко ответил Тимохин. – Извините, но придется потерпеть.

Через десять минут они оказались на набережной. Меньше суток назад они прогуливались по заснеженному Левому берегу и смотрели сюда, на узкую полоску свинцово-серой воды. Сейчас полоска воды не казалась узкой – метров десять, а то и двенадцать. Для их целей хватило бы и небольшой проруби. Совсем близко, вздымая тупым носом волну, прошел трудяга буксир. Сквозь запотевшие стекла рубки виднелся смутный силуэт рулевого.